Лиана Делиани - Легенда о любви и красоте[СИ]
— Ты–то куда собрался, дурень, на старости лет! Смотри, первой брачной ночи не переживешь! Эй, Джанно, ты же уже женат, греховодник! Вернись обратно, пока жена не увидела! Смотрите, и послушник затесался! — витали комментарии над толпой.
Король торжествующе покосился на Виолу.
— Вам нравится кто–нибудь из них, ваша светлость? Нет ли здесь кавалера, к которому благоволит ваше сердце?
— Вы заплатили Папе, так зачем спрашивать мое мнение? — язвительностью прикрывая бушующие в груди эмоции, ответила Виола.
— Что ж, в таком случае, выбор я сделаю сам.
Король зорко и медленно всмотрелся в толпу претендентов. Не удовлетворившись этим, он также внимательно осмотрел всю площадь и вливавшиеся в нее улицы, после чего вскинул руку:
— Кто смел покинуть площадь до вынесения моего решения?! Тащите его сюда!
Стража послушно бросилась следом за фигурой, медленно двигавшейся с тележкой прочь по улице.
Сопровождаемые смешками толпы стражники под руки приволокли ослушавшегося оборванца и поставили на колени перед лестницей на помост. Точнее на одно колено, потому что вместо ноги из второй штанины торчала деревяшка.
— Кто такой? — спросил король, разглядывая неухоженную бороду и спутанные волосы нищего, торчащие из–под капюшона.
— Гвидо Ренци, горшечник, — хмуро ответил тот.
— Ты женат?
— Нет, — помедлив, словно раздумывал, не соврать ли, сказал нищий.
Король с удовлетворением кивнул.
— Тебе повезло, горшечник Гвидо. Смотри, какая тебе достанется жена! — он показал на Виолу.
— Не нужна мне жена, — хмуро и твердо ответил горшечник.
Король издевательски взглянул на Виолу.
— Какая красавица, какие роскошные волосы, просто золото, — насмешливо расхвалил он невесту. — Впрочем, я не умею слагать вирши.
Виола глубоко вонзила ногти в ладонь, скрытую длинным парчовым рукавом.
— Так почему же ты не хочешь жениться? — спросил король.
— Не прокормить мне ее. Да и вообще… нашли бы вы себе кого другого для своих забав. Вон, желающие есть, — нищий мотнул головой в сторону, где толпились женихи.
— Не переживай, заставишь ее работать, она и себя, и тебя прокормит, — ответил король и улыбнулся, довольный приведенным аргументом. — Все в собор!
— Не торопитесь, ваше величество, — произнесла Виола. — Я приняла решение посвятить себя Господу.
— Увы, герцогиня, заяви вы об этом до того, как я выбрал вам мужа, я вынужден был бы уступить, а теперь это лишь отговорка, чтобы избавиться от непонравившегося жениха.
— Я обращусь к Папе…
— И Папа отлучит вас от церкви за отказ выполнить его волю. Как я вижу, вам очень хочется покрыть позором всю свою семью.
За спиной короля Виола увидела бешеные глаза Джанкарло и скорбно нахмуренные брови отца.
Король проследил за ее взглядом и насмешливо поднял бровь, показывая, что прекрасно видит — отступать Виоле некуда.
— Что ж, ваше величество, вижу, я не ошиблась, предположив в вас полное отсутствие благородства. Можете выдать меня замуж хоть за колченогого нищего, я все равно не устану возносить хвалу Пресвятой Деве за то, что моим супругом будете не вы, — сверкнула Виола глазами.
— Герцог, сопроводите дочь к алтарю, — свирепо сказал король, шагнув по ступеням вниз, в направлении собора.
— Повелеваю: горшечник Гвидо и его жена навсегда изгоняются из Милана, — громко объявил король по окончании церемонии венчания. — А теперь, жена горшечника, снимите драгоценности и смените платье на более подобающее вашему сословию.
Придворные дамы сделали шаг к Виоле, чтобы помочь ей снять украшения, но король жестом остановил их, заметив:
— У жен нищих горшечников нет слуг.
— Могу я пожитки свои собрать? — угрюмо осведомился новобрачный.
— О, у вашего супруга, оказывается, есть имущество, — усмехнулся король, обращаясь к Виоле, срывавшей с пальцев перстни. — В таком случае, думаю, вы не сильно огорчитесь, узнав, что приданое, которое герцог дает за дочерью, я истрачу на возмещение расходов, понесенных при покупке разрешения устроить этот брак. А в качестве подарка молодоженам, повелеваю страже отвезти вас на какой–нибудь телеге за пределы Милана. Отправляйся за пожитками, — сказал король горшечнику. — Твоя жена тем временем переоденется в подходящее для нее платье.
Телега остановилась у покосившейся лачуги на берегу реки в виду какого–то маленького городка. Пока стража торопливо вышвыривала из нее всякий хлам, который нищий считал своим имуществом, Виола безучастно наблюдала.
— Чего расселась? Слезай или, может, с нами поедешь? — хохотнул прямо над ней один из стражников.
Виола поднялась и подошла к краю телеги. Она ожидала, что ей подадут руку, но муж возился со своими пожитками, даже не глядя в ее сторону. Без посторонней помощи она не знала, как спуститься на землю, не уронив своего достоинства. Стража с ехидным любопытством наблюдала за ней.
Под их сальными взглядами Виола спрыгнула с телеги и, стараясь ступать уверенно в непривычно грубых деревянных башмаках, отошла к реке.
За ее спиной заскрипела, удаляясь, телега, муж неровными шагами и шорохом мешка о дорожные камни двинулся в сторону лачуги — Виола ничего не слышала, глядя на воду и не думая ни о чем.
Солнце исчезло за горизонтом, стало прохладно. Виола чувствовала, как холод поднимается по ногам и рукам, но продолжала стоять, не шевелясь.
— Иди в дом, простынешь, — сказал муж, спускаясь к воде с котелком.
Отвернувшись, чтобы его не видеть, Виола медленно пошла по дороге.
Убогое жилище с дырявыми стенами и крышей встретило ее огнем в очаге. Добредя до ближайшего к очагу угла, Виола села на земляной пол, обхватив себя руками, и снова замерла, неотрывно глядя на пламя.
Нищий вернулся и повесил котелок на огонь. Он продолжал сновать по лачуге, но Виола этого не замечала. Когда он протянул ей глиняную миску с горячей луковой похлебкой, она не повернула головы.
— Лучше съешь, пока горячая, — сказал нищий, перед тем, как неловко наклонившись, поставить миску на пол у ее ног.
Плебейский запах лука всегда был противен Виоле, но пустовавший с утра желудок требовательно заурчал. Промучившись еще несколько минут, она отодвинула миску подальше от себя.
Закончив трапезу, нищий положил ей на колени какие–то лохмотья и, постукивая деревяшкой, удалился в другой конец лачуги.
Утром, мучимая болью в желудке, преодолевая тошноту, подступавшую к горлу от запаха похлебки, Виола все же сделала несколько глотков. С тех пор так и повелось — она терпела голод по последнего, а когда становилась совсем невмоготу, через силу заставляла себя глотать противное варево. Днем она уходила бесцельно бродить вдоль реки, а вечером возвращалась, чтобы забиться в свой уголок лачуги. Нищий смастерил ей кровать и натаскал для нее соломы. Поверх соломы он постелил те лохмотья, что дал ей в первый вечер. Днем он уходил куда–то, таща за собой тележку с горшками, вечером разжигал огонь и варил похлебку, а после ужина садился за гончарный круг или заделывал дырки в стенах и крыше. Виола игнорировала его, как и все остальное окружавшее ее убожество.
